После войны
Е.Пастухов: Таджикский разлом - мир или перемирие?
01.11.06 |
После войны
В начале ноября в Таджикистане пройдут очередные президентские выборы. В стране и за ее пределами мало кто сомневается в победе нынешнего таджикского лидера Эмомали Рахмонова
Отсутствие даже видимости интриги в предвыборной кампании в Таджикистане смущает не многих. Политические оппоненты Рахмонова могут сколько угодно критиковать его за жесткий стиль правления, но даже они вряд ли будут отрицать его роль в деле сохранения мира и стабильности в государстве. Для большинства же населения страны президент Рахмонов, остановивший в 1997 году гражданскую войну, остается своеобразной гарантией того, что трагедия больше не повторится.
И все же, хотя ноябрьские выборы могут стать простой формальностью, Рахмонову едва ли удастся беспечно почивать на лаврах. За внешне спокойным фасадом таджикского общества по-прежнему бушуют нешуточные страсти.
Таджикский разлом
Политическая лихорадка начала трясти Таджикистан в начале 1990-х годов. К моменту развала Советского Союза большинство таджиков жаждало перемен. В этом не было ничего удивительного. То же самое происходило и на других советских окраинах. Светлое будущее Таджикистану обещали сразу несколько политических партий и организаций. При этом одни призывали сохранить статус-кво, проведя все необходимые либерально-демократические реформы. Другие, как, например, Партия исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ), обещали и вовсе построить исламское государство.
Демократическая и исламская оппозиция оказалась организованной лучше своих соперников. Она повела наступление по всем фронтам и добилась отставки советского руководства республики. Однако на прошедших в 1991 году президентских выборах "демоисламисты" проиграли. Обыватели не были готовы жить в исламском государстве. Согласно соцопросам, 93 процента населения негативно отнеслись к перспективе превращения страны в теократическое государство вроде Ирана и Афганистана.
Оппозиционеры со своим поражением не смирились. Не успел президент Рахмон Набиев прийти к власти, как политическая борьба развернулась с новой силой. В воздухе уже чувствовалась гроза. В Душанбе гудели базары, были открыты магазины, по выходным дням проносились свадебные кортежи, только людей с автоматами на улицах города стало заметно больше. Тогда же впервые открыто заговорили о региональном факторе борьбы за власть.
Дело в том, что Набиев был выходцем из ленинабадского клана. До 1990-х годов Ленинабадская область, расположенная на севере страны, занимала в Таджикистане привилегированное положение. Ее политическая и хозяйственная элита десятилетиями лидировала в общественной жизни республики, теснее всех была связана с Москвой. Как говорили сами таджики, "Ленинабад правит, Куляб охраняет, Памир танцует, а Каратегин торгует".
В Ленинабаде, вернувшем свое прежнее название Ходжент, такое положение вещей считали естественным. В годы "застоя" область производила почти половину сельскохозяйственной и треть промышленной продукции всего Таджикистана. Тут добывался уголь, нефть, свинец, ртуть и даже обогащался уран в пригороде Ленинабада Чкаловске. Все это давало ходжентскому клану преимущества в борьбе за власть в республике. Однако после развала СССР жители Каратегина и Памира, объединившись в демократические и исламские организации, бросили вызов традиционной политико-экономической элите.
Региональный аспект политической борьбы усилился после того, как на помощь президенту Набиеву прибыли выходцы из Куляба. У них были свои счеты с каратегинцами и гармцами. Участники тех событий мгновенно забыли о своей политической принадлежности и вспомнили о корнях. Кулябцы в срочном порядке покидали ПИВТ и Демократическую партию. Лидер последней, кулябец Курбон Худоеров демонстративно сжег членский билет Демпартии. А его бывший однопартиец Мирзо Самиев возглавил отдельный батальон при президенте. Подразделение было сформировано в основном из поддержавших Набиева кулябцев.
Пытаясь спасти положение, Набиев и в целом ходжентский клан совершили политический маневр. 7 мая 1992 года президент подписал договор о создании правительства национального примирения. Под контроль оппозиции перешли силовые министерства, телерадиовещание, министерства иностранных дел, образования и сельского хозяйства. Казалось бы, выход из тупика был найден. Однако худшее было впереди.
Гармцы и каратегинцы получили власть, а значит, собственность и средства от государственного пирога. Успех "демоисламистов" в Душанбе автоматически усилил позиции их земляков в Гарме и Каратегине. Но больше всего победе ПИВТ радовались каратегинцы, жившие в Вахшской долине. Именно здесь началась борьба кланов за место под солнцем и именно здесь разыгрались самые трагические события тех лет.
Вахшская долина не случайно стала ареной противостояния. В начале прошлого столетия она представляла собой необжитую болотистую местность, почти непригодную для земледелия. В 1930-е годы советская власть в массовом порядке переселяла сюда людей из разных уголков Таджикистана и всей страны. Так коренные жители – местные таджики и тюркизированные племена локайцев, получили своих новых соседей – кулябцев, гармцев, каратегинцев, а также немцев, русских, узбеков.
Вместе с другими осваивать Вахшскую долину поехала и семья Саидовых. Один из ее членов Саид Абдулло Нури позднее возглавит ПИВТ и будет бороться за богатые земли долины. К тому времени благодаря усилиям переселенцев она станет лакомым куском. Кулябцы также решили взять реванш и продолжили борьбу с "демоисламистами". В то время председатель Кулябской общественно-политической организации "Ошкоро" Рустам Абдурахимов открыто заявлял, что "исламисты хотят сделать Таджикистан колонией Ирана". В ответ, на митинге в поселке Чармагзак в сентябре 1992 года лидеры ПИВТ Тураджонзода-младший и М. Химматзода назвали кулябцев "армией Шайтана", заявляя, что перемирие между ними невозможно.
Вскоре долина реки Вахш запылала. За ее богатые земли и ресурсы государства Таджикистан в целом схватились друг с другом говорящие на одном языке таджики – кулябцы и гармцы. При этом уже не было принципиально важно, что "зеленые" – люди из Гарма и Каратегина – выступали под демократическими и исламистскими лозунгами, а "красные" из Куляба и Гиссара – под советскими и антиисламскими. Противников узнавали не по убеждениям, не по партийной принадлежности, а по тому, откуда он родом. Именно поэтому газеты Демократической партии "Адолат" и "Дунья" превратились в проводников фундаменталистских исламских идей. Они отдавали свои страницы радикальным деятелям из ПИВТ, восхваляли ее лидеров, публиковали религиозные тексты, и даже критиковали мусульман-традиционалистов.
В любой другой ситуации трудно представить, чтобы печатный орган светской организации выступал с позиции радикальных религиозных авторитетов, но для таджикских реалий тех дней это было нормальным. Республика на глазах распадалась на куски, из которых была в свое время слеплена. Даже в Курган-Тюбинской области крупные колхозы рассыпались по земляческому принципу на более мелкие хозяйства.
О едином Таджикистане можно было забыть. Предприятия республиканского значения объявлялись собственностью областей, формировались вооруженные силы, которые вместе с милицией подчинялись председателям облисполкомов.
Афганская паколь
На авансцену политической жизни страны в те дни вышли люди, обладавшие ярко выраженными лидерскими качествами и харизматичностью, но не слишком искушенные в политике. Так, руководителем кулябских боевиков стал бывший уголовник Сангак Сафаров, отряды памирцев из Горного Бадахшана сформировались вокруг известного таджикского кинорежиссера Давлата Худоназарова. Самым известным полевым командиром стал кулябец Сухроб Касымов. В последние годы он возглавлял бригаду специального назначения при МВД Таджикистана, а в переломном 1992-м работал преподавателем в школе для умственно отсталых детей.
Опыта политических игр у новой генерации таджикских политиков практически не было, и потому дискуссии с оппонентами нередко заканчивались обычной перестрелкой. Считается, что в одной из них погиб Сангак Сафаров.
Жители СНГ с тревогой наблюдали, как Таджикистан стремительно шел по пути Афганистана. Он к тому времени напоминал пестрое лоскутное одеяло. Но было и отличие. Консолидация афганского населения происходила по этнорелигиозному признаку – пуштуны, таджики, узбеки, хазарейцы. Внутри общин противоречия носили менее выраженный характер, хотя и случались довольно часто.
Таджикистан, где большинство населения составляют таджики, раскололся еще сильнее. Это можно объяснить тем, что таджики – и единый народ, и, одновременно, совокупность локально-территориальных общностей. Они все вроде бы говорят на одном языке, но немного по-своему. У них разные песни, одежда, танцы, характер. Этнографы вообще склонны разделять таджиков от жителей соседних деревень до горных ("гальча" или "гарча") и равнинных ("сарт"), северных и южных.
К примеру, в Ленинабадской области живут ходжентцы (жители Ходжента), канибадамцы, исфаринцы, аштцы. Они являются так называемыми "равнинными" таджиками, и до начала XX века их называли сартами. Другую значительную часть ираноязычного населения области представляют горные таджики – матчинцы, фальгарцы, пенджикентцы. Промежуточное положение между ними занимают жители предгорий уратюбинцы и ганчинцы.
На чужбине все выходцы из области считаются ленинабадцами, но при этом они хорошо помнят о своем местном происхождении. Так же как и кулябцы, которые противопоставляют себя ходжентцам и каратегинцам, но при этом делятся на шуробдарачи, бальджувани, дарачи, даштаки.
Другими словами, за долгие годы советской власти так и не удалось спаять из таджиков единую нацию. Глубокие, а подчас непреодолимые, региональные различия, не были преодолены. Во время гражданской войны они еще и усилились. К примеру, жители Горного Бадахшана несколько раз выступали с идеей выхода из состава Таджикистана. Памирцы, в отличие от суннитов-таджиков, исповедующие исмаилизм шиитского толка, больше всех непохожи на соотечественников. Во времена СССР их записывали в паспортах таджиками. При этом значительная их часть не признает себя таковыми, другие, напротив, считают, что именно они и есть "чистые" таджики, избежавшие прилива тюркской и арабской крови.
Для окружающего мира памирцы остаются образцом монолитности народа, но даже они, общаясь друг с другом, идентифицируют себя с локальными этносами. Так, вышеупомянутый Худоназаров не просто выходец из Горного Бадахшана, но еще и шугнанец по происхождению.
В смутные 1990-е региональные различия, борьба кланов за жизненное пространство мотивировали таджиков на продолжение братоубийственной войны. Остановить конфликт попытались депутаты парламента. Исламская оппозиция согласилась, так как имела хорошие шансы, заключив мирный договор, закрепиться на ответственных постах в руководстве страны. Вопреки ожиданиям, в ноябре 1992 года на 16-й сессии парламента депутаты осудили действия Объединенной таджикской оппозиции. Власть оказалась в руках Народного фронта, а фактически у кулябцев. Новым председателем парламента, главой государства был избран Эмомали Рахмонов. Он стал первым кулябцем во главе Таджикистана и самым молодым республиканским руководителем на территории бывшего СССР. Пятого октября того года ему исполнилось 40 лет.
Эмомали Рахмонов, четыре года до этого работавший директором совхоза в родном Дангаринском районе Кулябской области, помимо кулябского происхождения обладал еще одним неоспоримым достоинством. Он был практически неизвестным политиком. Не таким сильным, как Сафаров и Касымов, не таким авторитетным, как Нури. Словом, Рахмонов устраивал всех. В самые сложные периоды истории, как известно, политические силы всегда делают ставку на слабую, компромиссную фигуру, которой можно было бы манипулировать в своих интересах. В XVI веке, например, старейшины пуштунских племен провозгласили своим шахом некоего Ахмад-хана из клана садозай. Объясняли они это тем, что "народец садозаи составляет немногочисленную горсть, Ахмад-хану во время своего царствования придется считаться с ними". Никто тогда не мог и представить, что неизвестный Ахмад-хан создаст государство Афганистан, а его потомки будут находиться у власти вплоть до Апрельской революции 1978 года.
Осенью 1992-го Рахмонов, разумеется, не мог лично влиять на ситуацию в стране. Другое дело – его кулябский клан. Уже в декабре отряды Народного фронта силой взяли Душанбе, а вооруженные боевики оппозиции скрылись в труднодоступных горных районах. Военные победы НФ противники объясняли помощью внешних сил. Кулябцам помогали российские войска. Бытует мнение, что на стороне Рахмонова воевали узбеки из Сурхандарьинской области Узбекистана.
Так или иначе, конфликт в Таджикистане вышел на новый уровень. Битва за столицу кардинальным образом изменила положение дел. Значительное число сторонников "демоисламистов", особенно памирцы и гармцы, вернулись домой, где на время провозгласили Исламскую республику, но затем были вытеснены в Афганистан. Гармцы бежали и из Вахшской долины. Так политическая победа кулябцев позволила им закрепиться в долине, откуда собственно и начался вооруженный конфликт, и превратиться в доминирующую силу в Таджикистане.
В ноябре 1994 года, после принятия конституции республики, Эмомали Рахмонов был избран президентом Таджикистана. Первый год его президентства омрачился активизацией военных действий. По официальным данным, к весне 1995 года в ходе вооруженных столкновений погибло более 150 тысяч человек, около полутора миллионов стали беженцами. В горниле войны было разрушено более 120 тысяч домов, школ, детских садов и административных учреждений.
Внутриполитическая ситуация в стране и обстановка вокруг нее стала вызывать серьезные опасения у внешних игроков. К 1997 году талибы при поддержке Пакистана взяли под свой контроль значительную часть Афганистана. Россию и Иран перспектива полной победы движения "Талибан" над Северным альянсом очень пугала. Таджикистану отводилась роль тыла, при Большой игре в Афганистане, а потому Москва и Тегеран фактически вынудили противоборствующие таджикские стороны сесть за стол переговоров.
В 1997 году в Москве был подписан мирный договор между Рахмоновым и Объединенной таджикской оппозицией. Он предполагал проведение парламентских выборов и предоставление 30 проц. постов в кабинете министров представителям ОТО. Запрещенные Партия исламского возрождения Таджикистана и Демократическая партия были легализованы.
Хрупкое перемирие?
Осенью 1997 года ПИВТ стала единственной исламской партией, официально действующей на территории Центральной Азии, а в Таджикистане начался новый политический отсчет времени. В Душанбе прибыл руководитель ОТО Саид Абдулло Нури, возглавивший комиссию по национальному примирению. Возвращение в столицу страны лидеров исламской оппозиции со своими отрядами произвело настоящую сенсацию в Душанбе. Колонна грузовиков с двумя сотнями до зубов вооруженных моджахедов в сопровождении БТРов из 201-й российской дивизии торжественно въехала в столицу через восточные ворота города. Толпы горожан, местных и иностранных журналистов следили за своеобразным парадом оппозиции.
Как вспоминают очевидцы, "трудно верилось в то, что эти длинноволосые и заросшие бородами таджики в афганских шапочках паколь когда-то были гражданами СССР. Все они были хорошо экипированы, вычищены и подтянуты, несмотря на то, что долгие годы жили и воевали в горах".
С подписанием договора республика начала постепенно возвращаться к нормальной жизни. Международное сообщество помогало ей восстанавливать разгромленную экономику, но в политической жизни страны все еще штормило. Тем не менее кулябскому клану удалось закрепиться во власти. В 1999 году его ставленник Эмомали Рахмонов, получив 94 проц. голосов избирателей, вновь становится президентом страны. Через четыре года на всенародном референдуме он получил право баллотироваться еще на два семилетних срока.
Активность Рахмонова удивила и расстроила иностранных наблюдателей. ОБСЕ и другие международных организации признали выборы 1999 года и референдум 2003-го "несвободными и несправедливыми". К обычной в таких случаях критике постепенно присоединились обвинения в авторитаризме и гонении оппозиции.
Надо сказать, Рахмонов сам давал повод к подобным обвинениям. За прошедшие годы позиции бывшей ОТО во власти сильно пошатнулись. На парламентских выборах в феврале прошлого года Народно-Демократическая партия Рахмонова получила 74 проц. голосов. Остальные партии или не прошли пятипроцентный барьер – Социал-демократическая и Демократическая партии, или набрали относительно небольшое число голосов. ПИВТ – 8,9 проц., а коммунисты – 13,6 проц.
Получив абсолютное большинство в парламенте, Рахмонов продолжил загонять представителей ОТО в угол. В 2005 году бывший лидер Демократической партии Махмадрузи Искандаров, один из руководителей ОТО, получил 23 года тюрьмы. Бывшему полевому командиру, главе "Таджиккоммунсервис" и гендиректору "Таджикгаза" инкриминировалось хищение казенных средств.
Рахмонов не щадил ни своих прежних противников, ни соратников по борьбе. В прошлом году за попытку вооруженного мятежа на пятнадцать лет лишения свободы был осужден Якуб Салимов. И это несмотря на то, что бывший министр внутренних дел в свое время лично прикрыл Рахмонова от покушавшихся на его жизнь.
Более того, президент Рахмонов требует от своего окружения личной лояльности. 12 октября текущего года парламент Таджикистана принял закон, согласно которому военнослужащие отныне будут клясться в верности не только народу и конституции, но и непосредственно действующему президенту. Тем самым Рахмонов получил гарантию того, что не окажется беззащитным в сложной ситуации, как это было с его предшественниками.
В некотором смысле диктаторские амбиции Рахмонова должны насторожить таджикское общество. Но этого не происходит. За президента, согласно опросам, готовы проголосовать 82 проц. населения. Такие данные озвучил Музаффар Олимов, директор независимого исследовательского центра "Шарк".
Понятно, что таджикский обыватель боится каких-либо политических экспериментов и следующих за ними потрясений. Слишком дорого ему достались игры в демократию. Сейчас народ думает лишь о том, чтобы как-то выжить. И он уже может гордиться новыми успехами – республика строится, становится на ноги сельское хозяйство, перерабатывающая отрасль. Хотя Таджикистан остается беднейшим государством в СНГ, в прошлом году страна вышла на четвертое место в Содружестве по росту ВВП, который составил 6,7 проц.
Таким образом, никакого парадокса в предвыборной ситуации в Таджикистане нет. В силу того, что для политической традиции всех групп таджиков характерны авторитаризм, культ силы, групповая солидарность, общество нуждается в сильном вожде. Рахмонов появился в нужном месте в нужное время. К нему может быть масса претензий, но альтернатива Рахмонову на сегодняшний день – это возобновление и углубление конфликта. Нет ничего удивительного, что таджики в большинстве своем согласны сплотиться вокруг нынешнего президента. Впрочем, если против Рахмонова выступит человек, который покажется таджикам более сильной, чем президент, фигурой, все может повернуться иначе. Ведь чем сильнее деградирует государство с восточной организацией общества, тем более сильный и авторитарный лидер ему потом нужен.
Евгений Пастухов, Алматы
Источник - КонтиненТ
|
| 
|
